Эмпирический мистицизм святого Дионисия Ареопагита Друк

Мистическим эмпирикам посвящается…

Невіра св. Томи. Караваджо. 1602 р.
Невіра св. Томи. Караваджо. 1602 р.
   Дискусія навколо українського богослов’я триває. Нові статті, рефлексії, інтерв’ю, коментарі з’являються в медіа ледь не щотижня. Загалом, це є дуже доброю нагодою для богословів і публіцистів різних течій і бекграундів висловити свої думки, спровокувати і здійснити більш свідомий пошук нового — аргументів, тез, припущень, навіть гасел, без чого неможливо ні розширити обрії свого власного розуміння теології, ні тим більше знайти порозуміння серед колег. Нижчеподана стаття була написана як реакція на низку звинувачень в бік представників богословської спільноти УКУ, які серед пріоритетів богословського розвитку Церкви назвали „онтологічну зрілість та благодатну глибину особи богослова”.

 

   В богословской литературе нашего времени автора корпуса мистических произведений, подписанных именем Дионисия Ареопагита, не принято называть святым. Более того, часто можно встретить даже именование Псевдо-Дионисий, поскольку исследователями, начиная с Эразма Роттердамского, было с достаточной убедительностью доказано несоответствие автора Ареопагитик ученику апостола Павла из афинского Ареопага, мученику, которого звали Дионисий (Деян 17:34). Основываясь на сходстве философской терминологии Ареопагитик с неоплатонизмом, установив несоответствие отображаемой в них развитой церковной структуры с простым устройством Церкви I столетия, ученые высказали предположение о датировании этих произведений V-VI вв. Соответственно, коль уж автор не идентичен апостольскому мужу, да и вообще не идентифицирован, в богословской литературе его перестали называть святым, хотя из церковных календарей день памяти святого мученика не исчез, а иконы св. Дионисия не были изъяты из употребления.

В данной работе мы сознательно оставляем за автором Ареопагитик титул святого. Во-первых, делаем это в дань уважения многовековой церковной традиции, а во-вторых мистический опыт богообщения в его работах настолько очевиден, что, на наш взгляд, сам по себе свидетельствует о его святости, пусть даже настоящее имя автора и не Дионисий, а творил он в действительности совсем не в Афинах.Причин псевдоэпиграфики у автора Ареопагитик могло быть несколько. Чаще всего среди таковых называют его, якобы, желание придать большую авторитетность своим трудам, заставить слушателя априори доверять написанному. Другие исследователи причину анонимности автора видят в его скромности, подобную той, которую проявил много позднее Фома Кемпийский, автор написанной изначально анонимно работы «Подражание Христу». Однако нам представляется более вероятным желание уберечь сокровенные истины от надругательства и критики, от циничных языков современников, которые непременно подняли бы вопрос о компетентности автора рассуждать на столь серьезные темы, и тем более описывать недоступные человеческому разумению реалии ангельских миров. Некоторые откровения просто не должны быть обсуждаемыми, но просто приняты на веру, в противном случае люди могут пораниться об этот божественный хрусталь и неблагоговейным обращением с ним навредить самим себе. Именно этот мотив мы считаем главным в сокрытии автора своего настоящего имени, хотя и другие вышеназванные мотивации, скорее всего, также имели место.

Сам по себе этот прием не нов. Задолго до св. Дионисия представители самых разных философских и религиозных течений по всему миру выдавали свои труды за произведения великих людей прошлого или даже приписывали их авторство легендарно-мифологическим персонажам, пользующимся непререкаемым авторитетом в соответствующей среде. Так, для укрепления позиций своих школ философы-эллинисты подписывали свои опусы именами Платона и Аристотеля, мыслители Индии — именами Будды и Вьясы, а христианские гностики маскировались за именами Христовых апостолов. Практически во всех подобных случаях реальные авторы сохраняли свою анонимность не столько из смирения и скромности, сколько ради апологии собственных сект и распространения их учения. В случае же Дионисия Ареопагита ни материальная, ни интеллектуальная выгода не прослеживается, налицо, скорее, чисто христианское стремление поделиться полученной благодатью, рассказать об ошеломившей его божественной красоте.Основывать какую-то новую философскую школу, или защищать перед лицом конкурентов существующую св. Дионисий явно не собирался.

Поначалу работы святого Дионисия были восприняты Церковью настороженно, поскольку впервые о них услышали из уст еретиков-монофизитов, которые на них ссылались в ходе дискуссии насчет природы Богочеловека, тогда как в католической Церкви о них никто не ведал [1]. Однако очень скоро Ареопагит стал своим для православных, чему спричинился в том числе и св. Максим Исповедник, который очень высоко ценил произведения св. Дионисия и на некоторые из них написал комментарий. Труды Дионисия перевели на латынь, и они получили самое широкое хождение в греко-латинском христианском мире.

Церковь приняла учения св. Ареопагита как свое собственное. Вслед за св. Максимом, многие отцы Церкви пишут на работы св. Дионисия комментарии, богословы используют тезисы Ареопагитик в своих философско-богословских построениях, лексика св. Дионисия входит в литургические тексты, а иконописцы рисуют его иконы…

Однако нас в данном случае интересует не столько вклад св.Дионисия в церковное Предание, сколько гносеологический принцип, использованный автором Ареопагитик в процессе своих богословских исследований. То, как богословствовал святой мистик, как он познавал Бога, а потом и систематизировал полученное откровение, представляется нам очень важным прецедентом для современного богословия.

Богословский метод святого Дионисия

Основой богословия св. Дионисия был его собственный мистический опыт. Конечно, святой использовал и логический инструментарий, и терминологическо-понятийный аппарат греческой философии, и богословскую науку Церкви, Предание, для того, чтобы четче и точнее выразить открывающийся ему непосредственный божественный опыт, сделать его доступным человеческому уму. Однако все это не делает учение Дионисия продуктом философских спекуляций, но лишь обрамляет богооткровенный алмаз, придает ему человекопонятную форму. Св. Дионисий первым из известных нам христианских авторов дал дефиницию обожения: «Обожение есть уподобление по мере возможности Богу и единение с Ним».[2]

Может ли до этого додуматься, пусть даже гениальный, философствующий ум? Может ли, без откровения свыше и без опытного познания, человек сказать нечто настолько глубокое и важное о Богообщении, что потом его слова будут веками повторять и комментировать святые отцы и учителя Церкви? Также, как открылся Христос Своим ученикам на горе Фавор, так просветил наш божественный Учитель Своим светом ум покорного и жаждущего Дионисия, который начал говорить и свидетельствовать о том, чего от природы не знал. Нет и не было книги, из которой Ареопагит мог бы переписать свои данные, нет человека, под диктовку которого он просто бы записал услышанное.

Этим мы не отрицаем существования наставников и литературы, могших повлиять на Дионисия, тем более что сам он в своих работах цитирует как церковных авторов, так и неоплатоников, в частности Прокла[3], но без собственного глубокого духовного опыта он просто бы не упорядочил все так складно и мудро. Лишь опытное прикосновение непознаваемых бездн могло породить столь тонкое и точное их описание, лишь пережившее божественный светлый огонь сердце могло перенести эти образы на бумагу посредством пера. И в этом ключ к пониманию анонимности автора Ареопагитик. Объективные внеземные реалии он не хотел делать заложниками человеческих пересудов. Вместо того, чтобы считаться автором свидетельств о богооткровенных истинах, святой предпочел сохранить инкогнито, использовав имя исторического библейского персонажа — Дионисия Афинянина. Это развязало ему руки и позволило быть предельно откровенным и прямолинейным в изложении своих мистических прозрений.

В комментарии на Господнюю молитву «Отче наш» св. Максим Исповедник писал: «Нельзя говорить, что благодать одна давала святым познание тайн: иначе пришлось бы допустить, что пророки не понимали ничего из открытого им». По словам преподобного Максима, в откровении «Святой Дух производит в святых познание тайн не без естественной силы познания». Эти слова как нельзя точно подходят для характеризации процесса познания св. Дионисия. Описывая реалии, которых не может коснуться плотский ум, Дионисий при описании и до-исследовании откровения все же использует способности человеческого разума. Эмпирический духовный опыт должен быть самим его носителем, для собственного разумения, преобразован в человеческое слово, а зажженный духовным пламенем, одухотворенный ум помогает «нащупать» и дорисовать те черточки божественного рельефа, которые не были прямо показаны в откровении.

«Однако же Добро не совершенно непричастно ничему из сущего, но, воздвигнув только в Себе Самом источник Своего сверхсущественного света, Оно приличествующим Добру образом проявляется осияниями, соразмерными каждому из сущих, и возвышает до возможного созерцания, приобщения и уподобления Ему священные умы.»[4]

Все божественное откровение, которым располагало, располагает и будет располагать человечество пришло к нам благодаря эмпирическому духовному опыту состоящему в познании Бога, общении с Ним и восприятии разногорода божественного откровения. Такой опыт имели Адам с Евой, таким опытом руководствовался спасший человечество от исчезновения Ной, благодаря такому опыту с верой откликнулся на призыв Бога Авраам, благодаря эмпирическому опыту общения с Богом пророчествовали все пророки во главе с Моисеем, а духовный эмпиризм Петра побудил его исповедать Иисуса Сыном Бога Живого.

Мистический опыт лежит в основе всей церковной жизни. Священные авторы зафиксировали плоды духовного опыта — своего и Церкви, священные редакторы придали этому собранию плодов надлежащую форму, и мы получили Священное Писание. Духовный опыт позволил Церкви безошибочно отделить канон от сонма других благочестивых книг или подделок, все тот же мистический эмпиризм выкристаллизовал и продолжает выкристаллизовывать церковные догматы, отличать ересь от ортодоксии. Безусловно, во всем этом процессе задействуются и другие человеческие инструменты — разум, логика, данные других наук и т.п., но решающее слово остается все же за внутренним опытом — иногда опытом соборным, иногда индивидуальным. Бог дает человеку Духа Истины для того, чтобы он не только не заблудился сам на пути к Богу, но помог и ближним не сбиться с дороги.

Апостол Павел говорит о даре «различения духов»[5], но существует и подобный ему дар различения откровений. Имплицитно этим даром обладают все крещенные во Иисуса Христа[6], но не многие развивают его, не у многих достигает он совершенства. В наибольшей полноте эта харизма присуща соборному разуму Церкви, благодаря которому мы имеем отражающие божественную реальность догматы, Писание, Предание.

Свидетельство св. Дионисия о Божественном мраке

«Ты же, дорогой Тимофей, усердно прилежа мистическим созерцаниям, оставь как чувственную, так и умственную деятельность и вообще все чувственное и умозрительное, все не сущее и сущее, и изо всех сил устремись к соединению с Тем, Кто выше всякой сущности и познания. Неудержимым и абсолютным из себя и из всего исступлением, все оставивший и от всего освободившийся, ты безусловно будешь возведен к пресущественному сиянию божественной тьмы.»[7]

Переображення Господнє
Переображення Господнє
Учение святого о мраке, окутывающим Божество, на первый взгляд, не вяжется с многочисленными свидетельствами святых о Божественном свете, который удостаиваются видеть умным взором мистики. Бога описывают как сияющего, излучающего свет и пламенеющего Божественным огнем. Тьма и мрак противны божественной природе: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы»[8]. Но с другой стороны, ощущая Божественный свет, у некоторых мистиков было чувство скрытости Бога за этим светом. Возникало желание заглянуть «за» стену света, в надежде увидеть там Лик Господа. Но это не удавалось. Возникало подозрение, что за стеной сияния никого и ничего нет, что весь Бог — в этом огне и свете. Похоже, Дионисию Ареопагиту как раз удалось заглянуть «за» свет, и он увидел там темную безмолвную бездну. Но было бы ошибкой считать эту бездну настоящей тьмой, пусть даже тьмой «Божественной».

«Божественный Мрак — это тот неприступный Свет, в котором, как сказано в Писании, пребывает Бог. А поскольку невидим и неприступен он по причине своего необыкновенно яркого сверхъестественного сияния, достичь его может только тот, кто, удостоившись боговедения и боговидения, погружается во Мрак, воистину превосходящий ведение и видение, и, познав неведением и невидением, что Бог запределен всему чувственно воспринимаемому и умопостигаемому бытию, восклицает вместе с пророком: "Дивно для меня ведение Твое, не могу постигнуть его"». [9]

Даже духовные чувства человека имеют границу, дальше которой становятся невосприимчивыми. Природа такого уровня просто недоступна человеческой душе, равно как и ангельской. Далее Света познавать Бога может только Сам Бог, Святой Дух, но никак не человек, пусть даже святой человек. Это подобно тому, как ухо человека не способно воспринимать звуковые вибрации, чья частота ниже или выше определенного порога. Но это не означает, что звука за этим порогом нет. Если мы не слышим звука, вовсе не значит, что мы находимся в тишине. Просто иной диапазон нам не доступен. Так и в мистическом опыте: на каком-то этапе мы можем ощутить тьму и бездну, но это не означает, что «там» действительно тьма и пустота.

«Дух исследует все, даже бездны Самого Божества»[10], — прорек апостол Павел. Двигаться дальше может только Дух Господний. Там начинается такое измерение, которое мы не можем ни осязать, ни осмыслить, ни тем более описать для других. Но, даже если бы Святой Дух и донес до нас «запах» той запредельной Реальности, описать его для других мы все равно бы вряд ли смогли, потому что тот мир находится далеко за пределами нашего земного опыта, в том числе и за пределами интеллектуальных способностей человека, т.е. даже интеллектуально-абстрактное умозрение здесь бессильно.

Желание заглянуть за Божественный свет приводило многих мистиков к духовному падению. Не в силах воспринять Божественный Лик как Он есть, мистики либо включали воображение и впадали в прелесть, либо обращались к известной им мифологии и становились идолопоклонниками. Вот как пишет об этом св. Дионисий: «Мрак исчезает при свете, а тем более при ярком свете; незнание изгоняется познаниями, а тем более большими познаниями. Понимая эти слова в самом прямом, а не в переносном смысле, убежденно утверждай, что стремящимся к познанию света и сущего недоступно неведение Бога; что этот запредельный Мрак Его скрывается при любом свете и затмевает любое познание. И если кто-либо, увидев Бога, понял то, что он видел, — не Его он видел, а что-либо сущее и познаваемое; Бог же в Своем сверхъестественном бытии превосходит ум и сущее, и потому вообще не есть ни что-либо познаваемое, ни что-либо существующее, а существует сверхъестественно и сверхразумно познается.»[11]

Истинное богословие эмпирично

Апостол Иоанн говорит[12], что помазание Духа Святого учит нас всякой истине и гарантирует правильное ее распознавание, а Иисус заверяет Своих учеников[13] в полноценном духовном водительстве по пришествию Утешителя, не прося их, кстати, писать книги и уж тем более создавать еще одно Священное Писание в добавок к Ветхому Завету. Иисус полагается на устную проповедь апостолов и действие Святого Духа, передаваемого через Таинства, а мерилом истинности полагает Церковь[14]. Этот мистический конституирующий элемент Церкви Дионисий Ареопагит характеризует в самом начале трактата «О церковной иерархии». Он подчеркивает, что священноначалие восприняло всю полноту священного тайноводства «через иерархические таинства и предания»[15].

picture%20003.jpgЭмпирический духовный опыт может быть ложным, но даже истинный может быть неправильно воспринят, истолкован, применен. Однако это не дает повода от него отказываться в качестве источника познания, ведь это единственно правильное восприятие божественной духовной реальности: «Божественное надлежит постигать не нашими силами, но полным самих себя из самих себя исступлением и в Божьих обращением. Лучше ведь быть Божьими, чем своими, ибо кто окажется с Богом, тому и будет дано божественное.»[16]

И мирские науки не всегда едины в формулировках и истолковании эмпирической действительности, тем не менее никому не приходит в голову вовсе отказаться от опоры на чувственный опыт. Так и духовная действительность познается опытно с той только разницей, что духовный мир сам тяготеет к открытию себя, а воспринимают его не материальные чувства человека, а надприродные рецепторы человеческого духа. Принимаемая ими информация затем «расшифровывается», ее нужно поднимать из глубин духа на уровень ума, переводить сконцентрированный божественный глагол на язык человеческой мысли, а затем уже мы оформляем откровение в слова и артикулируем.

Масса негативных примеров мистического эмпиризма, в том числе многочисленные ереси, спиритуализм, гностицизм, ошибочные теологумены и богословские гипотезы не дают нам права отказаться от мистической чувствительности как главного инструмента постижения Истины. Опыт каждого человека субъективен, но предмет познания — в высшей степени объективен, и, если человеческий дух истинно соприкасается с Реальностью, его свидетельства будут ценны и согласуемы со свидетельствами других духовных эмпириков. Это мы и видим на примере св. Дионисия Ареопагита: десятки отцов Церкви комментировали его эмпирический опыт, находя соответствия с собственным опытом познания Бога.

По нашему мнению, если бы источником учения св. Дионисия о Божестве, об ангельском и божественном мирах была простая философская спекуляция, вдохновленная учением неоплатоников и не имеющая опоры на мистический опыт переживания Высшей Реальности, в Церкви бы его произведения не прижились и уж тем более не были бы столь высоко оценены христианскими мистиками последующих поколений.

И хотя уже в ХХ веке Corpus Areopagiticum подвергся критике и вызвал скептические замечания некоторых авторитетных исследователей[17], мы не можем отрицать великую ценность работ святого Дионисия для вселенского христианства, а метод опытного Богопознания, практикуемый автором, мы считаем образцовым для каждого, кто претендует на высокое звание богослова.

«Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце.»[18] Бог желает открыть нам Себя. Поэтому шанс стать настоящим богословом есть у каждого.

Михайло ШЕЛУДЬКО

м. Одеса 

[1]См. Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие, гл. 4.
[2]Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии (EH) 1:3, PG 3. 376a.
[3]«Акцент на обожении как аспекте эффективности Таинств показывает его (св. Дионисия, — М.Ш.) принадлежность традиции Оригена, Афанасия, Кирилла, даже если он использует другую лексику.» Norman Russell. The Doctrine of Deification in the Greek Patristic Tradition, с.253
[4] Дионисий Ареопагит. О Божественных Именах, 1:2.
[5]1 Кор 12:10.
[6]1 Ин 2:27.
[7]Дионисий Ареопагит. О мистическом богословии, гл. 1.
[8]1Ин 1:5.
[9]Дионисий Ареопагит. Письмо Дорофею Диакону. Цит. по: Мистическое богословие Восточной Церкви. Харьков, 2001. с.588.
[10]1 Кор 2:10.
[11]Дионисий Ареопагит. Письмо Гаю монаху. Цит. по: Мистическое богословие
Восточной Церкви. Харьков, 2001. с.587.
[12]1 Ин 2:27
[13]Ин 16:13
[14]Мф 18:18; 1Тим 3:15
[15]Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии, 1:1.
[16] Дионисий Ареопагит. О Божественных Именах, 7:1.
[17]«Его учение об иерархиях, зачастую слишком буквально воспринимавшееся его современниками и комментаторами, скорее запутало, нежели прояснило византийские представления о Церкви и таинствах.» Прот. Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие, гл. 4.
[18]Ин 16:25.


Рейтинг статті

( 10 голосів )
Теги:     передання      проблема      роздуми
( 9239 переглядів )
 

Коментарі  

 
+4 #2 Михайло Шелудько 20.02.2012 20:16
Вы даже не представляете себе, каких высот могут достичь пасторские, социальные и апологетические богословы, если в своих работах они будут опираться на мистический духовный опыт! Опыт - не помеха знанию, а такового цель.
Цитувати
 
 
-1 #1 Грек 03.02.2012 13:56
Такий підхід спрацьовує в догматичному богослів'ї, проте в інших галузях - в пасторальному, соціальному, апологетичному вимірах тощо містичний досвід майже не потрібен. Там скоріше знадобляться здоровий глузд, добра запізнаність у вченні Церкви та сміливість голосити Божу науку.
Цитувати
 

Додати коментар


Захисний код
Оновити